Пам-пам-пам, дубль номер два. Наконец-то вырвавшись из рутины учебы, я села и перевела для своего нового любимого фандома нечто недлинное, но вкусное, только вчера появившееся на кинк-меме. И на этот раз это даже не РПС
Думаю, как-нибудь потом я составлю большой пост со всеми сообществами-рекомендациями-прочим по жж-шному орлофандому. Потому что от тамошних постов с матчастью я просто трепещу в восторге.

Автор: verecunda
Название: The Making of Him
Фандом: The Eagle
Пейринг: Марк/Эска
Рейтинг: R
Размер: 1412 слов
Дисклеймер: персонажи принадлежат их законным обладателям, а мы лишь так - играемся
Примечание: с кинк-феста по заявке Esca has scars all over his body and Marcus wants to know about them. Can include h/c fluff and sweetness but mucho bonus points if you add in Marcus licking/kissing EVERY. SINGLE. SCAR. =P

i'm hereМарк привык к шрамам. В жизни солдата они были неизбежны. Он видел, какие раны мужчины могут получать в бою и что остается после. И, разумеется, у него самого были шрамы. Но замечал он их лишь потому, что ему приходилось с ними жить; на чужие же шрамы он никогда прежде не обращал внимания.

Но шрамы Эски... они зачаровывали. В термах или когда они просто лежали рядом кожа к коже, его глаза скользили по телу Эски, по орнаменту отметин и царапин, покрывавших кожу, и думал, как же они там оказались. Он помнил отставных воинов, которых встречал во время своего пребывания в легионах, способных пересказать всю свою военную карьеру с помощью шрамов, и умирал от желания узнать, какие истории могут рассказать шрамы Эски, чем и когда они были нанесены.

Но он никогда не спрашивал. Что-то всегда удерживало. Эска лишь однажды добровольно упомянул свою жизнь до рабства: в ту ночь у костра, когда рассказал Марку, как погибла его семья. Марк помнил, каким болезненно ровным был голос Эски, помнил нечитаемое выражение его глаз. В них было слишком много боли, и Марк не хотел давить на него, вызывая ещё большую.

Но дикое желание узнать никуда не пропало. Он жаждал знать все, что только можно было знать об Эске, хотел разделить эту боль.

Однажды ночью он не выдержал.

Он лежал в постели, приподнявшись на локтях, наблюдая, как Эска раздевается. Когда он стянул тунику, свет от лампы осветил его бледное тело, сухощавые мускулы, и взгляд Марка был прикован к сложному узору шрамов на его коже. Нельзя было сказать, что они портили его, они просто были частью него, частью Эски.

- Как ты получил их? - вопрос сорвался с губ раньше, чем он смог сдержать его.

Эска, нахмурившись, взглянул на него.

- Что?

- Твои шрамы, - сказал Марк. - Как ты получил их?

Выражение лица Эски было непроницаемым, и на секунду Марк почувствовал, как внутри все скрутило от страха. Даже сейчас, после всего, что они делали, кем они стали друг для друга, тяжело было предсказать, какие вопросы будут восприняты как неуместные, не зашел ли он слишком далеко...

- Почему ты спрашиваешь? - голос Эски звучал тихо, каменный, как и его лицо.

- Потому что они твои, - ответил Марк.

Эска снова взглянул на него, уже неожиданно ясными глазами, и на его лице была слабая тень улыбки, когда он опустился на постель рядом с Марком; набитый шерстью матрас чуть прогнулся под его весом. Когда Эска лег, Марк задержал дыхание, чувствуя тепло кожи Эски, касающейся его. Опираясь теперь на один локоть, он позволил себе разглядывать тело Эски, замечая каждый шрам, каждую ссадину, чувствуя все это время на себе взгляд Эски.

- О каком ты хочешь знать?

Марк замер и немного смущенно усмехнулся.

- Обо всех.

Он приподнял руку Эски, где до того заметил старый порез между большим и указательным пальцами.

- Начнем с этого, - сказал он. - Где ты его получил?

Эска выдохнул, прикрыл глаза, вспоминая.

- Сразу после церемонии посвящения в мужчины. Я вырезал древко своего первого копья, и нож соскользнул.

Марк усмехнулся. Эска тоже. Их глаза встретились, когда Марк провел пальцем по порезу, ощущая тончайшие бороздки на коже. Потом, подчиняясь импульсу, он наклонился и прикоснулся к нему губами, языком дотрагиваясь до шрама, ощущая солоноватый привкус кожи Эски. Эска судорожно вздохнул, и, когда Марк поднял взгляд, он увидел, что глаза Эски потемнели.

Его рука передвинулась на бок, проходя по острому бедру Эски, прежде чем сместиться к следующему шраму - длинной и тонкой полосе над бедром. Он провел по ней кончиками пальцев, ощущая грубость раны на мягкой коже.

- А этот? - прошептал он.

- Вскоре после первого, - ответил Эска, - во время моей первой битвы. Мы сражались против воинов племени Вотадинов, которые угоняли наш скот. Один из них задел меня острием меча. Я в свою очередь убил его, - добавил он.

Марк кивнул и, как и в первый раз, наклонился к шраму, проходясь по нему медленными влажными поцелуями. Он почувствовал, как под его ладонями напрягаются мускулы Эски, и улыбнулся.

Он скользнул к пояснице Эски, где два темно-багровых шрама, один над другим, контрастировали с бледностью кожи.

- На охоте, - произнес Эска без напоминания. - Я был верхом, так что смог избежать худшего, но кабан все равно задел меня клыками. Мой отец убил его копьем прежде, чем тот смог сильнее ранить меня или лошадь.

Марк сжал бедро Эски, куда более миниатюрное и жилистое, чем его собственное, прежде чем прикоснуться сперва к одному шраму, а потом ко второму, ощущая губами грубость испещренной кожи. Дыхание Эски участилось, а ладони непроизвольно сжались в кулаки, и Марк чувствовал собственный жар, нависая над ним, перенося вес на здоровую ногу, разглядывая переплетения шрамов на теле Эски. Каждому из них по очереди он уделял внимание, лаская губами и языком, пока Эска все более прерывистым голосом говорил, где он их получил, рассказывая о стычках между племенами, летних охотах и детских травмах: падениях со скал и лошадей, шутливых поединках с братьями, которые немного переусердствовали. Марк жадно слушал, запоминая каждую историю с каждым прикосновением губ к шраму. Он и прежде множество раз изучал тело Эски руками и ртом, но это было нечто иное, гораздо более глубокое. На этот раз он познавал не только его тело, но и все те вещи, что создавали его, которые сделали его Эской. Эта мысль возбуждала почти невыносимо, и животом он ощущал твердость, ясно показывающую, какой эффект это производило на Эску.

Пока он не перешел к последнему шраму на груди Эски. Он был больше и глубже прочих, большая рана, пересекшая кожу ниже ребер. Марк замер, когда Эска внезапно напрягся и его дыхание прервалось. Он сам совершенно не горел желанием прикасаться к ней, догадываясь, чем шрам мог быть оставлен. Он быстро взглянул на Эску и увидел, что его лицо вновь окаменело.

- От римского меча, - сказал он тихо, прежде чем Марк успел остановить его. - В ту ночь, когда к нам ворвались легионеры. Получив ранение, я не мог сражаться, и лишь смотрел, как убивают моего отца и братьев. Вскоре меня схватили, - выражение его лицо дрогнуло, когда он встретился взглядом с Марком, и Марк уловил упрямый вызов в его глазах, который он помнил ещё с тех пор, когда Эска был его рабом. - Клянусь, я умирал, когда они забрали меня. Иначе бы они меня не получили.

- Я знаю, - произнес Марк, чье подозрение подтвердилось. - Я знаю.

Он потянулся к Эске и глубоко его поцеловал, мечтая поцелуем стереть воспоминания. Если бы это только было возможно, он принял бы любую боль, лишь бы избавить от неё Эску.

Но все равно что-то в Эске словно изменилось от поцелуя, и, когда они отодвинулись друг от друга, едва дыша, он пробормотал в губы Марку:

- Продолжай.

Марк пробно коснулся пальцами края шрама. Он взглянул на Эску, чтобы ещё раз убедиться, что тот хотел именно этого. Эска смотрел молча, поощряюще, с легким напряжением ожидания.

Марк медленно пробежался пальцами по шраму, от бледно-красной кожи по краям до глубокого острого углубления посередине. Этот шрам был худшим из всех, оставленных на Эске; Марк видел, как умирали и от меньшего. Сколько боли он принес? Сколько страданий, вынудив наблюдать, как у него на глазах убивают его семью?

Наконец Марк нагнулся к шраму, готовый ощутить на вкус боль той ночи. Он не мог избавить Эску от боли, только попытаться разделить её бремя с ним. Он провел языком по старой ране, как по всем остальным. В ней не было ничего позорного, чего Эска должен был бы стыдиться. Марк любил его с ней, как и со всеми остальными.

Что привело его к последнему шраму Эски. Заставив Эску перевернуться, Марк провел ладонью по его спине. Здесь не было ни порезов, ни ссадин, лишь множество тонких серебристых линий, пересекавших спину Эски. Они были бледны и почти незаметны, но для Марка они пронзительно выделялись, совсем как шрам от римского меча. Не было необходимости спрашивать у Эски, откуда они взялись. Любой раб, столь же гордый и дерзкий, как Эска, был бы проклятием для любого работорговца и был бы жестоко наказан за это.

Ртом рубцы ощущались так же неясно, как и выглядели: едва заметные шероховатости кожи, не более. По каждому он проводил языком, увлажняя и согревая кожу, всякий раз заставляя Эску вздрагивать.

Когда он закончил, Эска перевернулся на бок, взглядом, сиявшим теплом, отыскивая взгляд Марка. Глядя в глаза Эски, Марк внезапно почувствовал, что теперь он знал Эску куда больше, чем когда-либо раньше. Уголки губ Эски изогнулись в улыбке. Он зарылся ладонью в волосы Марка, притягиваю его для ещё одного поцелуя, такого глубокого и сильного, что когда они, наконец, прервались, то оба дрожали.

Но и тогда Эска не позволил ему отодвинуться, обхватывая руками Марка за плечи, притягивая его ближе, и прошептал:

- Спасибо, Марк.

@темы: everything i touch becomes shipping, roman [gay] farmers, just a fan with a little bit of fiction

Я с самого начала знала, что выиграю билеты на премьеру "Запрещенного приема". Просто потому что по закону подлости я должна была выиграть именно там, где дата фильма приходится на мои дражайшие курсы по истории, которые потенциально может вести тот нпередаваемый историк с внешностью Фьори, от которого у меня трепещут все внутренние органы и половина внешних. Но я просто обязана была выиграть эти билеты и, как следствие, бессовестно прогулять. Мне стдыно.
Зато из моего ту-ду листа можно вычеркнуть пункты "побывать на премьере", "выиграть билеты" и "побывать в Пушкинском" (серьезно. ни разу там не была. сама удивляюсь). Кстати, на премьерах всегда бывает бесплатный алкоголь? Я была искренне поражена.

Но теперь к сути, к фильму то есть.
Это Очень Странный Фильм. Про девочку в психушке, которая воображает что она девочке в борделе, которая воображает, что она в фентези-мире. Dream within a dream как он есть.
Много компьютерной графики (дракооончик!), много неубедительных сюжетных поворотов. Пять красивых девушек => фемслэш. При том, что мне нравится трио Рокет-Эмбер-Блонди, а Куколка и Милашка не впечатлили совсем, Милашка/Рокет - это любовь навсегда. И мне почти плевать, что они сестры.
Но самая-самая большая любовь - это Рокет Она такая классная, просто вау-вау. спойлерИменно поэтому её убивают первой.
Вообще имею смелость сказать, что фильм для извращенцев. В хорошем смысле этого слова. Потому что там есть: девушки, чулки, школьная форма, катана, нацистские униформы, драконы, гандам и много всего такого. Где-то я это уже видела, мда.
Шмотки там классные - это факт. Ожидаю волну косплея, без шуток. Ну и музыка достойная. Очень.
Идти... не особо советую. Разве что вы любитель вышеперечисленного. Скажем так: при бесплатном билете потерянного времени не жалко.
офигенные ретро-постеры с главными героинями

@темы: rats de la cinematheque, everything i touch becomes shipping

Чувствую, меня скоро выгонят из дома. Потому что при каждой нашей встречей с Анечкой мы а)обязательно что-нибудь делаем не так на кухне б)Очень Сильно Шумим. Хотя сегодня мы ещё больше испортили кухню и шумели ещё сильнее. Зато сегодня в нашем киносеансе было два в равной мере очаровательных фильма.

Первый - Cowboys & Angels (да, название у меня тоже вызывает ступор). Про совместную жизнь и последующую светлую и чистую дружбу гея и натурала.
Основные идеи фильма:
1)Не бойся резко все менять в жизни
2)Наркотики - это плохо
3)Если ты переспал с начальником полиции, то тебе считай повезло
иллюстрация к последнемуЭта ситуация могла бы кончиться очень-очень плохо...

...если бы не произошедшее энное количество дней ранее.

Глупый и местами неправдоподобный, но очаровательный в своей малобюджетности фильм И я хочу такого соседа по квартире, как Винсент!

Второй - She's the man. Про девушку, которая так сильно хочет играть в футбол, что переодевается мальчиком и начинает вместо брата учиться в другой школе, где она и встречает спойлерЧеннинга Татума без рубашки.

Для тех, кто не понял, повторю: ЧЕННИНГА ТАТУМА БЕЗ РУБАШКИ.
Да-да, le swoooon.

@темы: rats de la cinematheque, they'll name a city after us, still life

Этим летом (точнее, уже прошлым, но не суть важно) на меня напал один из приступов сортировки. И тогда мои руки потянулись к книжным полкам. Стоявшие в беспорядке книги меня расстраивали чрезвычайно. Тогда в результате сортировки была выделена одна основная полка для любимых книг. Вот чтобы если кто-то спросит, что я посоветую почитать, можно было просто ткнуть его в эту полку. Постепенно содержимое этой полки все увеличивалось, увеличивалось, увеличивалось...
Пока сегодня я не забежала в книжжный и не выползла оттуда с очередным пакетом книг. Тогда стало окончательно понятно: места больше нет. В итоге я малость переформировала шкаф, и теперь у меня две полки с любимыми книгами. Отдельно - классика, отдельно - не классика. Менее любимые книги на полках выше и ниже.
фото + подробный рассказ про все-все
Начиная с верхней полки. Большая книга слева - "Эстетизм" Ламборна. Шикарный альбом с множеством иллюстраций и множеством же текста. Читается очень медленно и тяжело. Но - шикарный. Чуть правее - купленная сегодня энциклопедия дендизма.
На заднем плане, а потому плохо видимые, классики: Метьюрин, Гюго, Мопассан, Вудхаус, Джойс и Дойл. На переднем плане справа - "Жизнь двенадцати цезарей", сборник рассказов Леонида Андреева (его "Иуда Искариот", без преувеличений, первая вещь в школьной программе по литературе в этом году, от которой меня на полном серьезе пробило на слезы), Голдинг, Бронте, Флобер, Бодлер (не люблю поэзию, но "Цветы зла" цепляют), "Маленький принц" на французском и "Зеленая гвоздика" Хиченза. Посередине от большой синей книги до большой серебристой - Уайльд. Когда у меня будет своя квартира, у меня будет отдельная полка для Уайльда, где я буду коллекционировать все понравившиеся издания. А пока что он просто занимает очень много места.
Теперь нижняя полка. На заднем ряду справа - "1001 фильм, который...", особо любимые DVD и несколько экранизированных книг. Левее - "Крестный отец", "Волшебная сказка Томми" и "Кулинарная книга каннибала" (офигенное сочетание, я понимаю). Ещё левее - книги про еду про страны. Преимущественно Мейловские про Прованс, но ещё есть Сицилия, Голландия и Британия.
С передним рядом ещё веселее. Две левые книги: "Кладбищенские истории" Акунина и незабвенный Адэр с его "Мечтателями". Правее стоят два издания "Изысканного трупа" (одно из них бумажное и затертое до состояния того самого трупа. вспоминая, как я трепетно читала его в четырнадцать лет, тяжело не прослезиться от умиления) и офигенное английское издание "Потерянных душ". "Рисунки на крови" сейчас в моей сумке, как дочитаю - поставлю рядом. Рядом там "Престиж" Приста. По логике вещей она должна стоять сзади, но я сначала поставила, а потом уже сообразила. Переставлять было лень, да и оранжевенькие корешки хорошо смотрятся рядом. Затем идет много Фрая (который Стивен) ну и замыкает ряд пять романов о мистере Рипли (мне остался только последний).
Да, вот так у нас все печально в шкафу.
Ну и предложение для читателей: сфотографируйте свои книжные полки и расскажите о них. Давайте-давайте, должно быть весело.

@темы: .jpg, библиотечный день, still life

Пару дней назад я прочитала новеллу, которая "Джампер: история Гриффина" (спасибо Ане, так внезапно её доставшей ) и теперь жажду обсуждать!
В общем и целом все очень грустно: убивают много, калечат тоже много. Понятно откуда у Гриффина столько пунктиков и прочих задвигов.
под катом, потому что спойлерыПо идее эту новеллу писали специально для фильма, но есть одно расхождение, видимо, просто не проработали: в фильме Грифф говорит "мне было пять лет... они пришли и убили моих роидтелей". Но в книге в пять лет он впервые прыгнул (после чего его семья переехала из Англии в Америку), а родителей убили только после второго палевного прыжка, когда ему было уже девять. Но я предпочитаю думать, что это авторы просто где-то друг друга недопоняли, потому что в остальном книга очень классно объясняет многие моменты фильма.
Во-первых, отношения Гриффина с родителями очень трогательные. Как отец учил его прыгать, все эти правила, "не давай никому даже прицелиться в тебя"... и так грустно, когда из-за одного неосторожного прыжка рядом с домом все кончается так плохо. Там это не раскрывается, но я склонна думать, что мать Дэвида была одной из тех, кто пришел тогда за ним. Потому что женщина появляется лишь один раз (в отличие от других палладинов) и поэтому Гриффин не может воспроизвести её лицо на рисунке. И, соответственно, в фильме неаккуратные наброски и фото из газеты.
Во-вторых, Сэм и Консуэло! Их было ужасно жалко. И для Гриффина тот факт, что спасших его людей убили из-за него... кошмар.
В-третьих, Алехандра. Я вообще не одобряю, что Гриффин влюбился в девушку на... пятнадцать(?) лет старше его, но она хотя бы скорее заботится о нем, как старшая сестра. Даже хорошо, что её оставили в живых, все равно Гриффин к ней никогда не приблизится.
В-четвертых, Нора. Вот это на самом деле гениальная идея: устроить убежище, с помощью динамита завалив шахту, что попасть внутрь можно только телепортом. Я бы не додумалась, честное слово. А ещё я бы умерла от клаустрафобии в первый же час.
В-пятых, вся эта история с Лондоном. Как шестнадцатилетний Гриффин учился боевым искусствам, подружился с Генри и вообще старательно жил нормальной жизнью, едва не попадаясь паладинам в метро. Очень трогательно.
В-шестых, паладины чувствуют прыжки! Большинство из них, во всяком случае.
В-седьмых, Эвэ. Вот эту девушку они впихнули зря, потому что это какая-то порнография в прямом смысле слова. Ну в том смысле, что шестнадцатилетнему Гриффину сексом трахаться - это ни-ни, плохо. Правда тот факт, что в итоге Эвэ подставляет его из-за угрозы её семье как-то уравновешивает.
В-восьмых, бита! Мой самый любимый момент. В том смысле, что та бита, которой он крушил Колизей, не просто бита, а символичная бита, украденная им из дома Эвэ. Мне почему-то такие детали греют душу.
В-девятых, в фильме Гриффину должно быть двадцать шесть лет. Потому что он говорит, что гоняется за Роландом десять лет, а впервые он о нем узнал только в шестнадцать. Да, это не Роланд убил его родителей.
В-десятых, Гриффин-художник - это любовь навсегда
Ну вообще в книге много всего прекрасного. Любимая цитата:
"Ну что, Кемп, есть у вас тайный штаб? Место, где вы все тусите, играете в дартс, пивко попиваете, едите свои паладинские пирожки и практикуетесь в убийстве малолеток?"
Единственное, что мне осталось не совсем ясным, это почему в фильме Гриффин был готов идти до конца и пожертвовать Милли. Нет, понятное дело, что девушка ему до лампочки, но вот он как раз должен же был по идее понять, каково Дэвиду. Другое дело, что мальчик должен был уже ожесточиться до крайности, но все равно.
На самом деле шикарная вселенная, с потенциалом таким. Стоило бы почитать другие новеллы, но там нет Гриффина, а без него будет грустно.

@темы: rats de la cinematheque, библиотечный день

Лоу в экранизации "Анны Карениной"?
ПОЖАЛУЙСТА, ДА!

@темы: rats de la cinematheque

БОЛЬШОЙСПОЙЛЕР
Все. Дальше можно не смотреть - я уже счастлива достаточно.
but seriously... that was HOT

@темы: endless fangirl mode, everything i touch becomes shipping, spoilers, sweetie, gLee, gLosers & gLove, tv-shows

Пам-пам-пам! И ещё раз: пам-парам-пам-пам! Орлофандом дождался: я начала переводить по нему. Правда по какой-то загадочной причине я начала с РПСа. Что ж, во всем прошу винить это, я ведь тоже не железная.
Как всегда все посвящается моей дорогой-обожаемой-любимой Анечке, без которой (и воли случая, разумеется) мы бы никогда не посмотрели бы этот фильм.
На самом деле я долго смеялась, пока переводила текст и придумывала многочисленные синонимы. Для людей вне фандома, которые вдруг (ну мало ли) будут это читать: обсуждаемый в тексте инцидент. Но вообще это реально обсуждается в девяти из десяти интервью, что приводит меня в состояние "ээээ, лол"

Автор: robanybody
Название: Long Distance Call
Фандом: The Eagle [RPF]
Пейринг: Ченнинг/Джейми
Рейтинг: PG-13 (нехорошие слова в наличии)
Размер: 2366 (против 2767 в оригинале. ну как обычно)
Дисклеймер: люди принадлежат самим себе, этого никогда не случалось
Разрешение на перевод: отправлено (ей! однозначно прогрессирую)

i'm hereДжейми привык к большинству странностей, которые сопутствовали актерской жизни: бездомности большую часть года, когда он перемещается из одной части света в другую ради очередного выступления, незнакомцам, интересующимся его личной жизнью и преследующим его везде, чтобы сделать снимок-другой, и тому постоянному безумию, когда нужно притворяться кем-то другим целыми месяцами, а по вечерам с трудом вспоминать, кем он является на самом деле. Он свыкся с жизнью, полной разнообразных унижений, напоминая себе, что это та жизнь, которую он выбрал, о которой он мечтал и бесконечно старался, чтобы получить. И пусть для людей он навсегда останется Билли Эллиотом, пусть он никогда больше не вспомнит, что такое частная жизнь, а в его некрологе наверняка упомянут, что он встречался с Эван Рейчел Вуд; да он поспорить готов, что это будет высечено на его гребаном надгробии. Он ни на что не обменяет эту жизнь, какой бы безумной она порой ни была.

Но все же он теряется, когда его постоянно терроризируют вопросами о члене Ченнинга. СМИ не прекращают своих расспросов об этом обжигающем происшествии, и Джейми думает, что в ближайшее время это станет самостоятельным интернет-мемом. Потому что каждый репортер спрашивает его об этом: кто-то с некоторым смущением, а кто-то - крайне заинтересованно, и Джейми старается держаться профессионально, игнорируя абсурдность необходимости обсуждения гениталий своего партнера по съемкам. Ему интересно, есть ли уже видео на Ютьюбе, посвященное этому, и думает, что если нет, то Ченнинг непременно сделает со своими приятелями, которые те ещё мерзкие подпевалы.

Он говорит об этом, потому что эта тема постоянно всплывает, но ему никогда к этому не привыкнуть. Он вовсе не ханжа, но понимает, что должно быть равновесие между обсуждениями фильма и члена Ченнинга, которое он наверняка нарушает с каждым новым вопросом о происшествии, и на его профессиональной репутации навсегда останется тень этих разговоров.

- Я говорю о твоем чертовом члене больше, чем его вижу, - заявляет он Ченнингу после того, как очередной интервьюер поднимает тему этого членовредительного инцидента. Он прижимает телефон к уху, проходя по узкому коридору, поправляет очки, разглядывая плакаты будущих фильмов вперемешку с обычными безвкусными картинами, на которых изображены обвисшие паруса и мрачные цветы. - Они вообще в курсе, что я нихрена не твой бойфренд? - спрашивает он по пути к выходу, вежливо кивая и улыбаясь кому-то, кто здоровается с ним, и ждет, пока они пройдут, чтобы продолжить. - Я не вытирал у тебя со лба пот и не кормил тебя бульончиком, пока ты восстанавливался в чертовой больнице, я не рыдал и не бился в муках, представляя, что больше никогда не смогу трахнуться с тобой...

- И, - произносит Ченнинг, и Джейми слышит смех в его голосе, - я ужасно разочарован по этому поводу. Ты мог бы хотя бы уронить слезу за мое пострадавшее мужское достоинство, мелкий ты ублюдок.

- Зачем? - ухмыляется Джейми. - Твой рот ведь не пострадал?

- Сволочь, - добродушно реагирует Ченнинг. - Ты охренительно плохой бойфренд.

- Я не твой бойфренд, придурок, - Джейми замолкает на секунду, - если только ты не наговорил всем обратного.

Ченнинг подозрительно молчит, но Джейми знает наверняка, что тот сейчас кусает пальцы, чтобы не рассмеяться.

- Сука, - произносит Джейми, которого это забавляет и раздражает одновременно, как и все, в чем замешан Ченнинг.

Ченнинг громко смеется, потому что он совершеннейший ублюдок, и Джейми ненавидит его за это.

- Да ладно тебе, Джейми, - примирительно говорит он, и его голос такой спокойный, счастливый, такой омерзительно приятный. Джейми всегда западал на мужчин с низкими хрипловатыми голосами, а у Ченнинга ещё к тому же теплый южный акцент, от которого у Джейми дрожат колени.

Со вздохом Джейми выходит на улицу и шарит по карманам в поисках сигарет, потому что он не может общаться с Ченнингом без никотина в организме. Как-то он попытался: это были худшие пятнадцать минут его жизни, даже хуже того раза, когда Ченнинг чуть не выбил дверь мужского туалета, чтобы убедиться, что Джейми никуда не провалился и не утонул. Ченнинг явно уверен, что опасность подстерегает Джейми везде, и назначил себя его защитником, от чего жизнь кажется Джейми ещё более неправдоподобной. Ченнинг не ночует на крыльце его дома в Лондоне только потому, что он сейчас с женой в Эл-Эй, готовится к съемкам фильма с Рейчел МакАдамс (за что Джейми его ненавидит, потому что если кто-то и должен целоваться с Рейчел, так это он: это его мечта уже несколько лет) и ну никак не может спать в изножье его кровати, что непременно бы делал, если бы не был уверен, что Джейми задушит его, пока он спит.

Может, Джейми и находит это очаровательным, но виду не подает. За время работы с Ченнингом он понял: никогда не поощряй его, а не то он будет делать все, что пожелает, и прежде, чем ты успеешь моргнуть, он живет на твоем диване, пьет твое молоко и делает тебе минет в четыре утра, просто потому что ему скучно и он не может уснуть, а потом ты понимаешь, что тебя конкретно поимели.

- Прекращай трепаться о своем члене, - говорит Джейми, прислонившись к стене и зажимая телефон плечом, чтобы закурить.

- С тобой?

- С кем-либо вообще, - огрызается Джейми, отрываясь от стены и горбясь, потому что несколько репортеров поблизости бодро работают фотоаппаратами, пытаясь привлечь его внимание.

Он машет им, и забирается в машину, - ему пора на следующее интервью, - и старается не вспоминать, как мечтал об этом, когда был ребенком, жаждущим признания. Жизнь далека от фантазий, разумеется, но и здесь есть свои бонусы, и спор с Ченнингом считается довольно нестандартным, но бонусом.

- Твой член не должен быть основной темой беседы, - говорит он, стряхивая пепел в приоткрытое окно, хоть и знает, что курить в машине - не лучшая идея. Он не спал с трех утра, потому что его телу не хватает больших, теплых рук Ченнинга и гладкой поверхности его груди, а весь день расписан наперед, и на каждом интервью ему придется отвечать на одни и те же вопросы, так что он имеет право на минутку эгоизма.

- Даже не знаю, чувак, - весело отзывается Ченнинг. - В данный момент мой член привлекает больше внимания прессы, чем я, так что, может, лучше воспользоваться этим? Увеличить внимание к фильму, например?

- И зачем я только с тобой разговариваю? - Джейми откидывается на спинку сиденья и высовывает зажатую между пальцами сигарету в окно, игнорируя неодобрительные взгляды водителя. - Все всегда сводится к тебе и твоему члену.

- Моему огромному члену.

Джейми закатывает глаза, но все равно улыбается.

- Даже больше твоего эго?

- Куда феноменальнее, - Ченнинг явно смакует это слово на кончике языка.

Джейми слышит на фоне музыку, которая ухитряется одновременно быть изысканной и отвратительной, и пытается угадать: это Дженна работает над планом завтрашнего урока танцев или у Ченнинга просто плохой музыкальный вкус.

- Если бы твой член был настолько большим, каким ты его пытаешься представить, я бы ходить толком не смог, - замечает Джейми, выкидывая недокуренную сигарету, и сползает ниже, чтобы водитель прекратил уже смотреть на него с таким осуждением.

- Я сражен, милостивый господин, - выдыхает Ченнингом со своим недоделанным британским акцентом, которому он старательно учился для фильма, а потом узнал, что играть ему предстоит не Эску, а Марка. Джейми смеется, откидывая голову на сиденье и подставляя лицо солнечным лучам; он ужасно скучает по Ченнингу, до боли в груди при каждом вздохе.

- Ты придурок, - ласково говорит он, и Ченнинг мягко бормочет "Я знаю" в ответ. Наступает молчание, и Джейми может слышать все, что Ченнинг не произносит вслух. А потом вздыхает и говорит. - Ладно, мне по...

- Я знаю, - повторяет Ченнинг; Джейми слышит тихий шорох на фоне, когда Ченнинг снова говорит, ещё мягче, чем раньше. - Это Джейми, Дженна. Поздоровайся.

- Ну здравствуй, Джейми-лапочка, - голос Дженны звучит звонко и радостно. Джейми думает, что она единственная женщина на земле, за исключением его матери и сестры, которой он готов простить все на свете.

- Дженна, - терпеливо говорит он, стараясь не улыбаться, хоть и понимает, что проиграл, - я говорил тебе не называть меня так.

- Эй, девочка тоже заслужила немного веселья. Кроме того, - добавляет она озорно, - ты трахаешься с моим муженьком. Значит, я могу называть тебя как угодно.

- Это одно из правил?

- Это единственное правило, пупсик, - говорит она, и Джейми подчиняется, потому что спорить с Дженной, все равно что пытаться стереть радугу: невозможно, а ты чувствуешь себя мудаком просто за намерение сделать это. - Как проходит твоя суточная норма ада на земле?

Джейми вздыхает.

- Мне снова пришлось говорить о члене твоего мужа.

- Бедняжка, - сочувствующе произносит она, - его член получает ровно столько же внимания, сколько ты, а делает только треть работы.

Он слышит, как Чениннг смеется, и в груди больно от одного воспоминания, как этот смех ощущался на коже две недели назад.

- Если так продолжится, - говорит Джейми, прислоняясь лбом к теплому стеклу, - нам придется платить ему авторские отчисления.

- Или отдельное упоминание в титрах.

- Господи, - стонет он и тихонько стукается головой об стекло, морщась, когда очки врезаются в переносицу, - он точно получит самый большой гонорар. Я буду отодвинут на второй план пострадавшим членом твоего мужа.

Она крайне неэлегантно фыркает, и Джейми улыбается, а потом слышит, как Ченнинг что-то бормочет, целует её, и вот он уже снова на связи.

- Я думал, мы решили больше не говорить о моем члене, - говорит он таким тоном, какой Джейми слышит, когда прижимается к нему часа в два ночи: низким и ужасно соблазнительным.

Желудок Джейми вздрагивает от одного звучания.

- Так и есть, - он старается говорить язвительно, но это больше похоже на вздох.

- Джейми, - удовлетворенно произносит Ченнинг, что, Джейми не может не признать, звучит невероятно обаятельно, - ты скучаешь по моему члену?

Джейми смеется, откидываясь обратно на сиденье, чтобы в полной мере насладиться тем, как голос Ченнинга проходит через все тело.

- Это твоя обычная прелюдия, или ты вычитал это в Космо?

- Я преданный поклонник Элль, - признается Ченнинг, и Джейми беспомощно улыбается, сворачивается на сиденье, прижимая телефон сильнее, как будто Ченнинг сейчас здесь вместе с ним. Это нелепо, он понимает, но прошло уже две недели, он скучает, и поэтому можно.

- Спой мне что-нибудь, - тихо просит он, и внутренности скручивает в узел от одной мысли, что придется повесить трубку и идти на очередное интервью, где будут задавать все те же самые вопросы, на которые он отвечал последние несколько месяцев.

Ченнинг смеется, явно удивленный просьбой.

- Я нихрена не умею петь, - отвечает он.

- Мне все равно, - Джейми произносит чуть более потерянно, чем готов признать, и ощущает себя чуть более одиноко, чем он ожидал, прощаясь с Ченнингом в аэропорту.

- Ты ведь помнишь, что через две недели мы увидимся на премьере в Лондоне?

Он думал, что Ченнинг развеселится или даже смутится от того, как ужасно Джейми в нем нуждается, но Ченнинг реагирует как всегда: мягко, и нежно, и с любовью ко всем слабостям Джейми.

- Помню, - отвечает Джейми, чувствуя себя полным идиотом за минутную слабость, но Ченнинг начинает петь, немного фальшиво, и Джейми успокаивает звучание его голоса.

Ченнинг поет ему, пока машина скользит по улицам, и Джейми настолько погружен в голос Ченнинга, что текст песни он узнает лишь спустя минуту.

- Джастин Тимберлейк? - недоверчиво спрашивает он, не зная, что теперь делать с этим конченным идиотом, в которого он имел неосторожность влюбиться. - Ты поешь мне Джастина Тимберлейка?

Ченнинг разочарованно вздыхает.

- Я не смог вспомнить никаких нормальных песен о любви, - возмущается он, когда Джейми покатывается от смеха.

- Поэтому ты спел мне Sexy Back?

- А ты бы предпочел Эминема? - парирует Ченнинг.

Джейми задумывается на секунду.

- Неплохой выбор.

- Я вот тоже так решил, - Ченнинг говорит так самодовольно, что Джейми делает мысленную пометку прижать его к вертикальной поверхности и сцеловать этот самовлюбленный вид с лица, как только они встретятся в Лондоне. - Тогда, созвонимся завтра?

- Да, - вздыхает Джейми, мрачно разглядывая одинаково безликие здания, которые они проезжают, пока водитель пытается найти парковку. - Пора возвращаться к работе.

- Не забудь хорошо отозваться о моем члене.

- Да пошел твой член в задницу, - огрызается Джейми, кивая водителю и выбираясь из машины. Он направляется к двери, когда Ченнинг говорит: "А тебе только это и нужно", и Джейми спотыкается от хохота.

- Заткнись и повесь уже трубку, - его лицо уже болит от смеха. - У меня есть работа. Не все могут позволить себе валяться дома, слушая паршивое техно, и смотреть, как их знойная женушка танцует.

- Голым, к тому же, - спокойно добавляет Ченнинг, и подкинутой воображением картинки хватает, чтобы Джейми проклял все на свете, ощущая тяжесть внизу живота.

- Сволочь.

Ченнинг хохочет, он явно ужасно доволен собой, и Джейми клянется убить его, как только увидит.

- Весело тебе поболтать о фильме, - беззаботно желает Ченнинг. - И думай обо мне, когда будешь дрочить ночью.

- Я всем скажу, что у тебя кривой член, - злобно отвечает Джейми, краснея от смеха Ченнинга. - И ещё, что он маленький. Начиная с этого момента, во всех моих рассказах у тебя будет маленький кривой член, Ченнинг.

- Я тоже по тебе скучаю, - тихо и нежно говорит Ченнинг, и черт бы его подрал за способность разоружить Джейми вот так просто. - Увидимся через две недели.

Джейми хмурится.

- Я отправлю тебе парочку непристойных сообщений на голосовую почту, - обещает он.

Ченнинг издает довольный звук.

- Лучше всего просто подыши в трубку. Мне так нравится, это же классика.

Джейми не хочет смеяться, но это Ченнинг, и он не может ему сопротивляться.

- Ты больной на всю голову, - говорит он и, Господи, ну что тут поделаешь, это звучит ужасно нежно.

- Но ты все равно меня любишь, - отвечает Ченнинг, уверенный в себе, уверенный в Джейми. - Позвони завтра. Ты будешь говорить всякие непристойности, а я смогу удовлетворить себя под звуки твоего голоса.

И, прежде чем Джейми успевает даже представить это, он вешает трубку, оставляя Джейми наедине с его удивлением и, что хуже, желанием.

- Похоже на свидание, - с опозданием произносит он, убирая телефон в карман пиджака. Он быстро поднимает очки и трет лицо руками, думая, является ли наличие женатого бойфренда верхом ненормальности, или все станет ещё хуже. Зная Ченнинга, все ещё будет куда безумнее, и он готов поспорить, что никто в это не поверит, даже если правда о них всплывет наружу.

Диагноз ему можно поставить на основании того, что он с нетерпением жаждет узнать, что ещё приготовил для него Ченнинг. Его жизнь катится ко всем чертям, и он об этом совсем не жалеет.

@темы: everything i touch becomes shipping, roman [gay] farmers, reality is my fandom, just a fan with a little bit of fiction

Я не хотела смотреть этот фильм. И это одна из причин, по которой он лично для меня очень, очень похож на "Завтрак на Плутоне". А ещё - настроенчески, сюжетно, идейно, музыкально... когда там заиграла Children of the Revolution, я чуть не рухнула! И рыдала я точно так же. И от умиления тоже, потому что вы представить не можете, как сильно я люблю хэппи-энды.
Единственное - на дикое ха-ха пробило в последней сцене с взрослым Билли, когда он готовился выйтина сцену и танцевать свое Лебединое Озеро. Ну правда было ужасно похоже сами-понимате-на-что
Весь фильм мне хотелось его обнять и не отпускать А если серьезно: такие фильмы дают мне стимул жить дальше.
Ну и я, разумеется, испорчу это возвышенную ноту, сказав, что все сцены с мальчиком-геем были очень милые.
kiss, please

Well you can bump and grind
It is good for your mind
Well you can twist and shout let it all hang out
But you won't fool the children of the revolution

@темы: .mp3, rats de la cinematheque

У меня уже давно просмотр Глии превратился в поедание кактуса. Вкусного, сочного какутса, но, зараза, с колючками!
В том смысле, что я люблю все эти песни, все эти танцы, все, чего уж скрывать, наряды Бриттани, и они периодически почесывают мои кинки, но! Но меня до зубного скрежета раздражает все остальное. Меня до мурашек пробирает это отвратительное все-со-всеми (вы даже не представляете, какие душевные силы мне требуют, чтобы удержаться от более точного термина на букву бэ), от реального отсутствия там какой-либо настоящей дружбы, от абсолютно аллогичных поступков всех и вся и от невероятно мерзоньких характеров.
Вот честно - накипело просто.
И фандом глишный я тоже не люблю, раздражают провидцы, которые ну размеется знают, что режиссер задумал на триста серий вперед. Просто стукнуть хочется.
Я к чему это все пишу, просто последняя серия была Очень Вкусным Кактусом с Охрененно Острыми Колючками. Думаю, вы поняли, что имею имею в виду.
Мне (как всегда) понравилась Холли, потому что она прекрасная. Блейн в этой серии тоже был просто вау, хотелось пожать руку и все такое, молодец он. Но остальные... блин, я даже не знаю, как это сказать поприличнее. Даже Сантана с Бриттани ну вообще не порадовали. Серьезно. Хочется всех их взять и оттаскать за уши, чтобы объяснить, где конкретно они не правы.

Вот честно. Не нравится. Совсем.
Вау, перечитала и пришла в ужас. Это на меня так погода, учеба и завтрашняя перспектива посещения поликлиники влияют, видать. Сколько ж негатива в одной девочке!

@темы: gLee, gLosers & gLove, tv-shows