Каждый шрам - чей-то кинк

[Itsumo-Yasashii]

Пам-пам-пам, дубль номер два. Наконец-то вырвавшись из рутины учебы, я села и перевела для своего нового любимого фандома нечто недлинное, но вкусное, только вчера появившееся на кинк-меме. И на этот раз это даже не РПС
Думаю, как-нибудь потом я составлю большой пост со всеми сообществами-рекомендациями-прочим по жж-шному орлофандому. Потому что от тамошних постов с матчастью я просто трепещу в восторге.

Автор: verecunda
Название: The Making of Him
Фандом: The Eagle
Пейринг: Марк/Эска
Рейтинг: R
Размер: 1412 слов
Дисклеймер: персонажи принадлежат их законным обладателям, а мы лишь так - играемся
Примечание: с кинк-феста по заявке Esca has scars all over his body and Marcus wants to know about them. Can include h/c fluff and sweetness but mucho bonus points if you add in Marcus licking/kissing EVERY. SINGLE. SCAR. =P

i'm here

Марк привык к шрамам. В жизни солдата они были неизбежны. Он видел, какие раны мужчины могут получать в бою и что остается после. И, разумеется, у него самого были шрамы. Но замечал он их лишь потому, что ему приходилось с ними жить; на чужие же шрамы он никогда прежде не обращал внимания.

Но шрамы Эски... они зачаровывали. В термах или когда они просто лежали рядом кожа к коже, его глаза скользили по телу Эски, по орнаменту отметин и царапин, покрывавших кожу, и думал, как же они там оказались. Он помнил отставных воинов, которых встречал во время своего пребывания в легионах, способных пересказать всю свою военную карьеру с помощью шрамов, и умирал от желания узнать, какие истории могут рассказать шрамы Эски, чем и когда они были нанесены.

Но он никогда не спрашивал. Что-то всегда удерживало. Эска лишь однажды добровольно упомянул свою жизнь до рабства: в ту ночь у костра, когда рассказал Марку, как погибла его семья. Марк помнил, каким болезненно ровным был голос Эски, помнил нечитаемое выражение его глаз. В них было слишком много боли, и Марк не хотел давить на него, вызывая ещё большую.

Но дикое желание узнать никуда не пропало. Он жаждал знать все, что только можно было знать об Эске, хотел разделить эту боль.

Однажды ночью он не выдержал.

Он лежал в постели, приподнявшись на локтях, наблюдая, как Эска раздевается. Когда он стянул тунику, свет от лампы осветил его бледное тело, сухощавые мускулы, и взгляд Марка был прикован к сложному узору шрамов на его коже. Нельзя было сказать, что они портили его, они просто были частью него, частью Эски.

- Как ты получил их? - вопрос сорвался с губ раньше, чем он смог сдержать его.

Эска, нахмурившись, взглянул на него.

- Что?

- Твои шрамы, - сказал Марк. - Как ты получил их?

Выражение лица Эски было непроницаемым, и на секунду Марк почувствовал, как внутри все скрутило от страха. Даже сейчас, после всего, что они делали, кем они стали друг для друга, тяжело было предсказать, какие вопросы будут восприняты как неуместные, не зашел ли он слишком далеко...

- Почему ты спрашиваешь? - голос Эски звучал тихо, каменный, как и его лицо.

- Потому что они твои, - ответил Марк.

Эска снова взглянул на него, уже неожиданно ясными глазами, и на его лице была слабая тень улыбки, когда он опустился на постель рядом с Марком; набитый шерстью матрас чуть прогнулся под его весом. Когда Эска лег, Марк задержал дыхание, чувствуя тепло кожи Эски, касающейся его. Опираясь теперь на один локоть, он позволил себе разглядывать тело Эски, замечая каждый шрам, каждую ссадину, чувствуя все это время на себе взгляд Эски.

- О каком ты хочешь знать?

Марк замер и немного смущенно усмехнулся.

- Обо всех.

Он приподнял руку Эски, где до того заметил старый порез между большим и указательным пальцами.

- Начнем с этого, - сказал он. - Где ты его получил?

Эска выдохнул, прикрыл глаза, вспоминая.

- Сразу после церемонии посвящения в мужчины. Я вырезал древко своего первого копья, и нож соскользнул.

Марк усмехнулся. Эска тоже. Их глаза встретились, когда Марк провел пальцем по порезу, ощущая тончайшие бороздки на коже. Потом, подчиняясь импульсу, он наклонился и прикоснулся к нему губами, языком дотрагиваясь до шрама, ощущая солоноватый привкус кожи Эски. Эска судорожно вздохнул, и, когда Марк поднял взгляд, он увидел, что глаза Эски потемнели.

Его рука передвинулась на бок, проходя по острому бедру Эски, прежде чем сместиться к следующему шраму - длинной и тонкой полосе над бедром. Он провел по ней кончиками пальцев, ощущая грубость раны на мягкой коже.

- А этот? - прошептал он.

- Вскоре после первого, - ответил Эска, - во время моей первой битвы. Мы сражались против воинов племени Вотадинов, которые угоняли наш скот. Один из них задел меня острием меча. Я в свою очередь убил его, - добавил он.

Марк кивнул и, как и в первый раз, наклонился к шраму, проходясь по нему медленными влажными поцелуями. Он почувствовал, как под его ладонями напрягаются мускулы Эски, и улыбнулся.

Он скользнул к пояснице Эски, где два темно-багровых шрама, один над другим, контрастировали с бледностью кожи.

- На охоте, - произнес Эска без напоминания. - Я был верхом, так что смог избежать худшего, но кабан все равно задел меня клыками. Мой отец убил его копьем прежде, чем тот смог сильнее ранить меня или лошадь.

Марк сжал бедро Эски, куда более миниатюрное и жилистое, чем его собственное, прежде чем прикоснуться сперва к одному шраму, а потом ко второму, ощущая губами грубость испещренной кожи. Дыхание Эски участилось, а ладони непроизвольно сжались в кулаки, и Марк чувствовал собственный жар, нависая над ним, перенося вес на здоровую ногу, разглядывая переплетения шрамов на теле Эски. Каждому из них по очереди он уделял внимание, лаская губами и языком, пока Эска все более прерывистым голосом говорил, где он их получил, рассказывая о стычках между племенами, летних охотах и детских травмах: падениях со скал и лошадей, шутливых поединках с братьями, которые немного переусердствовали. Марк жадно слушал, запоминая каждую историю с каждым прикосновением губ к шраму. Он и прежде множество раз изучал тело Эски руками и ртом, но это было нечто иное, гораздо более глубокое. На этот раз он познавал не только его тело, но и все те вещи, что создавали его, которые сделали его Эской. Эта мысль возбуждала почти невыносимо, и животом он ощущал твердость, ясно показывающую, какой эффект это производило на Эску.

Пока он не перешел к последнему шраму на груди Эски. Он был больше и глубже прочих, большая рана, пересекшая кожу ниже ребер. Марк замер, когда Эска внезапно напрягся и его дыхание прервалось. Он сам совершенно не горел желанием прикасаться к ней, догадываясь, чем шрам мог быть оставлен. Он быстро взглянул на Эску и увидел, что его лицо вновь окаменело.

- От римского меча, - сказал он тихо, прежде чем Марк успел остановить его. - В ту ночь, когда к нам ворвались легионеры. Получив ранение, я не мог сражаться, и лишь смотрел, как убивают моего отца и братьев. Вскоре меня схватили, - выражение его лицо дрогнуло, когда он встретился взглядом с Марком, и Марк уловил упрямый вызов в его глазах, который он помнил ещё с тех пор, когда Эска был его рабом. - Клянусь, я умирал, когда они забрали меня. Иначе бы они меня не получили.

- Я знаю, - произнес Марк, чье подозрение подтвердилось. - Я знаю.

Он потянулся к Эске и глубоко его поцеловал, мечтая поцелуем стереть воспоминания. Если бы это только было возможно, он принял бы любую боль, лишь бы избавить от неё Эску.

Но все равно что-то в Эске словно изменилось от поцелуя, и, когда они отодвинулись друг от друга, едва дыша, он пробормотал в губы Марку:

- Продолжай.

Марк пробно коснулся пальцами края шрама. Он взглянул на Эску, чтобы ещё раз убедиться, что тот хотел именно этого. Эска смотрел молча, поощряюще, с легким напряжением ожидания.

Марк медленно пробежался пальцами по шраму, от бледно-красной кожи по краям до глубокого острого углубления посередине. Этот шрам был худшим из всех, оставленных на Эске; Марк видел, как умирали и от меньшего. Сколько боли он принес? Сколько страданий, вынудив наблюдать, как у него на глазах убивают его семью?

Наконец Марк нагнулся к шраму, готовый ощутить на вкус боль той ночи. Он не мог избавить Эску от боли, только попытаться разделить её бремя с ним. Он провел языком по старой ране, как по всем остальным. В ней не было ничего позорного, чего Эска должен был бы стыдиться. Марк любил его с ней, как и со всеми остальными.

Что привело его к последнему шраму Эски. Заставив Эску перевернуться, Марк провел ладонью по его спине. Здесь не было ни порезов, ни ссадин, лишь множество тонких серебристых линий, пересекавших спину Эски. Они были бледны и почти незаметны, но для Марка они пронзительно выделялись, совсем как шрам от римского меча. Не было необходимости спрашивать у Эски, откуда они взялись. Любой раб, столь же гордый и дерзкий, как Эска, был бы проклятием для любого работорговца и был бы жестоко наказан за это.

Ртом рубцы ощущались так же неясно, как и выглядели: едва заметные шероховатости кожи, не более. По каждому он проводил языком, увлажняя и согревая кожу, всякий раз заставляя Эску вздрагивать.

Когда он закончил, Эска перевернулся на бок, взглядом, сиявшим теплом, отыскивая взгляд Марка. Глядя в глаза Эски, Марк внезапно почувствовал, что теперь он знал Эску куда больше, чем когда-либо раньше. Уголки губ Эски изогнулись в улыбке. Он зарылся ладонью в волосы Марка, притягиваю его для ещё одного поцелуя, такого глубокого и сильного, что когда они, наконец, прервались, то оба дрожали.

Но и тогда Эска не позволил ему отодвинуться, обхватывая руками Марка за плечи, притягивая его ближе, и прошептал:

- Спасибо, Марк.